С его помощью мы присутствуем при событиях, которые были в тексте лишь словами рассказаны, а он их материализовал перед нами с убедительностью зримой реальности. Даже самым гротескным персонажам и ситуациям он умеет придать эту подлинность, подкрепленную множеством остроумных и отчетливых деталей, дополняющих и расширяющих повествование.
Он стремится к полноте впечатления, почти стереоскопической объемности своих героев. Романтическим пафосом художник насыщает декорации этих сцен — грандиозные, втягивающие в свою необозримую глубину мрачные пространства дантова ада, бушующую стихию моря, опасные теснины ночных переулков средневекового города. «Его удивительный карандаш заставляет облака принимать неясные формы, воды — сверкать мрачным стальным блеском, а горы принимать разнообразные лики. Художник создает атмосферу ада: подземные горы и пейзажи, хмурое небо, где никогда нет солнца»14, так восхищался в 1861 г. Т. Готье только что изданными иллюстрациями к «Божественной комедии».
Иллюстратор весь во власти фабулы, не текста, но лежащей за ним мнимой реальности, проступающих сквозь слово потрясающих ситуаций, которым он стремится придать еще большую конкретность. Конечно, он всегда несколько переигрывает со своими театрально-романтическими эффектами. Все же, чтобы оценить масштаб и возможности творчества этого мастера, стоит сравнить его с близкими по общим тенденциям иллюстраторами его времени. Таков, в частности, М. Зичи, венгр, много лет работавший в России. Его рисунки к Лермонтову, Руставели, к венгерским поэтам отличаются подобной же законченной картинностью композиций, эффектными драматическими мизансценами. Притом они лишены свойственной Доре грандиозности, дробны в их назойливой повествовательности и слащаво салонны в выборе типажа, характеристиках и мелочной отделке.
Добавить комментарий
Для отправки комментария вам необходимо авторизоваться.