Такое книжное пространство есть не просто вместилище содержания, но, в известном смысле, обобщенная модель самой гуманистической учености. Его можно назвать «филологическим пространством» — пространством сопоставления текстов, пространством диалога, порой острого спора комментаторов, окруживших кусочек древнего текста своими разноречивыми глоссами.
А рядом с «филологическим пространством» ученая книга конца XV и XVI вв. знает и математическое. Она вводит читателя в мир евклидовых теорем, в пропорциональный анализ знаков латинского шрифта, в построение трехмерного пространства по правилам перспективы — в мир, законы которого начинают открываться в отвлеченной, но пока еще геометрически наглядной форме. «Книгу философии составляет то, что постоянно открыто нашим глазам, но так как она написана буквами, отличными от нашего алфавита, ее не могут прочесть все: буквами такой книги служат треугольники, четырехугоьники, круги, шары, конусы, пирамиды и другие математические фигуры»7, — скажет Г алилей приблизительно столетие спустя, уже подводя итоги развития науки на рубеже новой эпохи.
Можно думать, что в наглядном утверждении этой математизированной модели мира сыграла роль наряду с иллюстрациями-чертежами становящаяся все более отчетливой геометрическая правильность, пропорциональная стройность и структурная упорядоченность самого тела книги. Полосы набора очерчиваются строго прямолинейно, концевые — сходят иногда на нет правильным треугольником. Инициалы вписаны в квадратные рамки. Заголовки и иллюстрации верстаются чаще всего симметрично. Живописная свобода и сложность готической страницы сменяется ясным, гармоническим порядком.
Добавить комментарий
Для отправки комментария вам необходимо авторизоваться.