. Следует признать, кроме того, что в конце жизни Каравакка в его творчестве появляются черты, которые принято называть архаизирующими: то чувство торжественной застылости, которое чем-то напоминает парсуну и которое гораздо ближе пониманию русского человека середины XVIII века, более созвучно русскому эстетическому идеалу этого времени, чем дух рокайля.
В 1754 году полковник Свешников переправляет в Петербург из одного подмосковного дворца шесть портретов, из которых два — кисти Аргунова, один — Вишнякова, два — Преннера и один — «оригинал». Не исключено, что этот «оригинал» и был каравакковский образец, «с коего и писать», и что Вишняков с этого оригинала и создал портрет для сената. После коронации императрица, по выражению историка, «поднятая на престол гвардейскими штыками», возвратилась из Москвы в Петербург, и это был символический акт ее сближения с делами отца. Спешно стали украшать здания двенадцати коллегий. Возможно, именно с этим и связан заказ Вишнякову портрета императрицы для сенатского зала, где он должен был висеть на самом парадном месте — над торцом стола, как бы олицетворяя присутствие императрицы на всех заседаниях. Этим определяется и его большой размер (254,5X179,8 см). Императрица изображена стоящей на красном ковре, у стола, в окружении атрибутов власти и всех символов парадности. Мантия из золоченой парчи с горностаем спускается с плеч к подолу серого платья, лицо молодо, красиво, приветливо. После страшного засилья иностранцев в правление Анны Иоанновны и после ее смерти русские люди с большой надеждой взирали на дочь Петра I, надеясь, что она положит конец владычеству иноземных временщиков. Легко предположить, что Вишняков разделял эти взгляды и надежды и исполнял портрет хоть и по заданному образцу, но с большой личной симпатией. Даже работая по определенному прототипу, Вишняков не стремится его копировать. В портрете отсутствует каравакковская объемность, вместо нее выступает плоскостно трактованная фигура, узор платья не всегда ложится по форме, но выписан с тщательностью, как в других портретах, например, в портрете Сарры Фермор, о котором речь ниже. С «Саррой» его роднит и то, как написан мизинец правой руки, символизирующий, видимо, изящество и женственность. Много общего в трактовке складок платья, уплощенного занавеса, бликов в глазу, на кончике туфли. Н. Ковален-ская назвала некогда все эти черты Вишнякова «древнерусскими парсунными элементами», придав этому негативный смысл. Но именно эти черты станут типичны и для Вишнякова и составят своеобразие и обаяние его почерка. Знаменательно, что эти черты проявлялись и там, где он работал «с оригинала», хотя, казалось бы, при таких обстоятельствах менее всего можно судить о лице автора.
Очень хороший, подробный стилистический разбор творчества Вишнякова. Спасибо.